Новости

То ли мы пишем историю нашей жизни, то ли наша судьба написана кем-то. Автором усталым, но любящим…

Роман «Мастер и Маргарита», без сомнения, литературная глыба. «Удастся ли закатить эту глыбу на пусть и просторную, но всё же не бескрайнюю сцену местного театра?» — терзали сомнения перед премьерой спектакля Хакасского национального драматического театра имени А.М. Топанова. Да, пришлось пообтесать (может, даже рука мастера-режиссёра Тимура Казнова зря не была жёстче и требовательнее к тексту), отсечь кое-что ценное, но не обязательное для подмостков, но зерно, золотую жилу удалось сохранить и блестяще вскрыть. И это уже удивило!
Зато не удивил выбор цветового оформления. Нужно ли в этой истории больше красок, чем три: чёрная, белая и кроваво-красная — с подбоя плаща Понтия Пилата она брызнула, пролилась на костюмы остальных героев истории, впиталась в элементы декораций, просочилась в светофильтры софитов.
Резкий контраст — это, наверное, главное достоинство постановки. Лучше всего удались как раз полярные эмоции и настроения: гротеск и сатира либо трагедия и надрыв. Там, где эмоции становились сложнее, размереннее, ритм спектакля как будто сбивался, буксовал. Исходя из посыла «чем ярче, тем лучше», понятно, что «команда поддержки» Воланда особенно хороша. Они и в литературном-то источнике редко кого оставляют равнодушными, но на сцене, без сомнения, завоевали зрительскую симпатию. Ох уж это обаяние зла! В их образах удалось органично совместить приметы прошлого и современность. Вульгарную чувственность Геллы особенно подчёркивает умопомрачительный номер с водой, Коровьев-Фагот расхлябан и артистичен так, что глаз не отвести, студит душу холодность Азазелло. Самая сложная задача была, наверное, с Бегемотом. Вывести на сцену большого говорящего кота и не скатиться в фурри-эстетику или детский утренник трудно. Но дьявол опять зацепился за детали — стало достаточно кожаной маски с ушками и фирменного выражения наглой самоуверенности на лице и во всей позе. Тут уж и без примуса очевидно — Бегемот же, ну!
На таком калейдоскопическом фоне удалось не только не потеряться, но даже особенно выпукло выделиться князю тьмы. Поддержанный проникающей под кожу музыкой, он по-змеиному проскользнул в повествование. Из самого сердца дантевского ада, из ледяной пустыни вышел этот Воланд (Николай Бельтереков). Нет, его только безбожники Бездомный и Берлиоз могли принять за иностранного консультанта — такой потусторонней жутью веет от него с самого появления на сцене. И «домашним» дьяволом, как у Булгакова после бала, он не становится — так и смотрит на всех сквозь тонкое стекло отчуждения как иномирное существо.
А вот персонажи — люди были близкими, родными, настоящими. Кстати, именно на театральной сцене бросалось в глаза, что Маргарита (Александра Тахтобина) — не мягкая плюшечка. Ей, может, и крем-то, переданный Азазелло, понадобился лишь чтобы морщинки сошли, а яростное, ведьминское было без того сильно — в любую минуту на метлу и в окно. Её тонкая фигурка казалась несокрушимой рядом со сломленным, скорчившимся под грузом бед Мастером (Максим Султреков). Его горестный излом бровей и кричащее лицо несли так же много значений, как и реплики, написанные почти век назад.
Практически все сложные сцены романа удалось воплотить на сцене: где-то масштабно и затейливо, а где-то филигранно в своей остроумности (голова Берлиоза рядом со спичечными головками — вах, какой визуальный каламбур!). Хореографические номера, сделанные и исполненные на нерве, ярко и феерично, не просто украшали повествование, но дополняли его, углубляли, расставляли нужные акценты. Движение стало заменой слову, а музыка и песни внесли оттенки, как терпкие специи в ведьмином вареве.
Но в конечном итоге мы снова возвращаемся к творцу. Булгаковский безымянный Мастер создал свой мир, с таким могущественным и таким беспомощным Пилатом и полным всепрощения Иешуа. Но и Мастер — лишь герой другого произведения, не менее сурового и драматичного, и он прячется в конце концов от жизни обратно в чернильницу автора. Однако волею режиссёра Михаил Булгаков тоже становится героем истории, рассказанной на сцене, героем отчаявшимся, загнанным в тупик…
Эти раскрывающиеся один в другом сюжеты, как шкатулки с секретом, заставляют вдруг вздрогнуть, оглянуться: а я сам кем придуман, кем создана моя история? Что будет в следующей главе? О чём напишут в сноске мелким шрифтом? И какое же перо пронзит в конце моё измученное сердце?

Вера ДОРОШЕВА

https://gazeta19.ru/index.php/pechatnaya-versiya/item/93220-bremya-tvortsa